— Не плачь, душа моя, — шептал он, сжимая в ладонях ее лицо. — Видишь, мы опять вместе. Нас разлучают, но мы вновь встречаемся, нам не позволяют видеться, но я всегда нахожу тебя. Мы с тобой, словно два вора, выхватываем у жизни наши ослепительные мгновения счастья, и сколько бы между нами ни было препятствий, мы все равно разыщем друг друга. Это счастье встреч, пусть и краткое, у нас никто не сможет отнять!
Он опустился на каменную скамью, усадил любимую на колени, и она притихла, уткнувшись ему в плечо.
Только через несколько долгих мгновений Джоанна взяла себя в руки и спросила, каково ему пришлось в сегодняшней битве за город. Мартин негромко рассмеялся:
— Я цел, как видишь. У воинов отряда ашир хорошие доспехи, а шлем для меня подобрали на складах ордена Храма, так что я отделался только ссадинами и ушибами. Когда враги задевали меня, они не могли пробить броню своей же ковки.
— И ты все еще у храмовников, — негромко вздохнула Джоанна. И, словно вспомнив о чем-то, быстро спросила: — Как вышло, что ты смог оказаться здесь? Ведь орденские братья никого не отпускают.
— Меня отпустили. Сам Ласло Фаркаш проводил меня сюда, указав, где ты расположилась. Он и сейчас неподалеку и ждет меня.
— О, ты пришел ненадолго! Но все равно я благодарна этому тамплиеру, устроившему нам встречу. Знаешь, Ласло вчера помог мне, когда за мной охотились люди Абу Хасана. Он и Эйрик. Эйрику я вообще обязана тем, что меня не схватили.
Джоанна рассказала, как в суматохе, когда вокруг носились вопящие люди, а на них с яростными воплями нападали сарацины, она едва ли не нос к носу столкнулась со своим преследователем Абу Хасаном. Тот даже взвыл при виде беглянки и тут же сквозь толпу кинулся к ней. Она со своими людьми пробиралась к входу в крепость, а Эйрик сдерживал Абу Хасана и его людей, пока на помощь не подоспели Ласло Фаркаш и его тамплиеры. Эйрика во время этого боя сильно ранили в бедро, но Иосиф оказал ему своевременную помощь, и, хотя раненого сильно лихорадило вечером, сейчас он уже спокойно спит.
Мартин взволнованно дышал, слушая ее рассказ. Ему стало больно, оттого что его не оказалось рядом, когда любимая была в опасности. Но он сражался в другом месте, сражался среди рыцарей орденов Храма и Госпиталя, сдерживающих натиск врывавшихся в город сарацин. Подумать только, они преодолели такое расстояние и так много претерпели, чтобы добраться до своих и избегнуть опасности, а теперь опасность была именно тут, и лишь в его силах помочь городу и своей любимой. И своему ребенку.
Он вспомнил о дочери, когда на террасу вышла закутанная в покрывало женщина, несшая на руках завернутого в пеленки младенца. В женщине Мартин узнал саксонку Годит, а ребенок…
— Это наша Хильда? — спросил он, поднимаясь и словно не смея приблизиться.
Джоанна приняла у служанки дочь и с гордой улыбкой показала ее Мартину.
— Смотри, какая она у нас чудесная. Такая милая, здоровенькая. Сейчас она спит, но видел бы ты, какие у нее удивительные небесно-голубые глазки!
Мартин молчал. Его захлестнула волна столь глубокой нежности, что он ощутил почти что боль. Его ребенок. Дочь. Маленькая и беззащитная.
— Хочешь взять ее на руки, Мартин?
Он принял ребенка из рук Джоанны, держал несколько неуклюже, но очень бережно. Годит приподняла плошку с огнем, и он смог разглядеть свою дочь. Малышка спала, а он жадно смотрел на эту круглую головенку со светлыми тонкими волосиками, на длинные реснички и темные, будто прорисованные, брови, видел яркий, как вишенка, ротик. Какая кроха! Какая прекрасная!
— Она словно ангел! — сказал он и поглядел на Джоанну с огромной благодарностью.
— И так похожа на вас, сударь, — добавила стоявшая рядом Годит. — Но это и хорошо, вы ведь у нас красавец! К тому же говорят, что девочка, похожая на отца, обязательно будет счастливой.
Мартин, казалось, забыл обо всем, глядя на своего ребенка. Но Джоанна взволнованно спросила у него, как долго они выстоят против сил сарацин, и ее вопрос вернул его в реальность. С огромным сожалением он передал маленькую Хильду Годит. Вот и все, он украл у жизни еще один миг оглушительного счастья, но теперь ему надо торопиться.
— Я сейчас уйду, любовь моя, — произнес он, глядя на Джоанну так, словно хотел навсегда запечатлеть для себя ее образ. — Мне надо уехать из Яффы с донесением о нападении. И только Богу известно, встретимся ли мы вновь.
Джоанна почувствовала, как в ее сердце вонзилось невидимое острие. Она понимала, какое опасное задание ему поручили, понимала, насколько рискованно сейчас покинуть осажденную врагами Яффу. Но, взяв себя в руки, она сдержанно произнесла:
— Ты всегда вел опасную жизнь, Мартин. Но сейчас ты едешь, чтобы спасти всех нас. Да пребудет с тобой милость Неба, мой единственный возлюбленный!
Ее голос охрип от подступивших слез, но она сдержалась. Женщины крестоносцев не рыдают, когда их мужчины уходят на войну. И Джоанна только перекрестила его напоследок.
Мартин был благодарен, что она благословила его. Он сказал:
— Я сделаю все, что нужно. Я не могу позволить себе погибнуть или попасть в плен, ибо это означает оставить вас с Хильдой в беде. Молись же за меня.
Он ушел быстро, не оборачиваясь, а она все стояла на ночном горячем ветру, глядя на отблески лунного света, пляшущие на поверхности моря. Теперь, когда Мартина уже не было рядом, Джоанна позволила себе расплакаться.
Король Ричард был не в настроении: он отказался завтракать, не пожелал встретиться с явившимися к нему женой и сестрой, едва выслушал наставления папского легата и, так и не окончив разговор с ним, отправился на стену замка тамплиеров в Акре, откуда стал наблюдать за кораблями в гавани. Сегодня намечалось отплытие из Леванта тех крестоносцев, которые решили для себя, что их поход уже окончен. Им не было дела до предстоящей осады Бейрута, они не желали оставаться, когда стало ясно, что армии не взять Иерусалим. Поэтому сегодня немало воинов Христовых собрались с баулами и тюками в гавани, смотрели на покачивающиеся у берега корабли. Было жарко, но с моря дул такой сильный ветер, что даже каменный мол, ограждавший гавань, не мог его сдержать: суда подпрыгивали на волнах, как поплавки, — и мощные неповоротливые юиссье, и многовесельные галеры, и крутобокие нефы, и легкие галеи. Люди смотрели на них, не решаясь начинать погрузку.