Она молилась самозабвенно, славила Пречистую Деву и Ее Сына, а потом просила позволить ей и ее спутникам благополучно завершить их путь и защитить от врагов. Когда Джоанна наконец подняла голову, то увидела внизу во дворе Мартина. Он стоял у колодца и набирал в мехи воду.
Джоанна почувствовала прилив нежности в душе. Мартин, такой заботливый и предупредительный, всегда старался облегчить для нее трудности пути, добывал воду, следил, чтобы ей было удобно. Во множестве мелких услуг и постоянной помощи она ощущала его заботу, чувствовала себя защищенной, любимой. Какое же счастье, что судьба свела ее с этим человеком! Джоанна взмолилась: пусть же Небеса сохранят его! Пусть его минует любая беда и да будет убережен он от опасности!
Со своего места Джоанна видела, как Мартин перекинул полные мехи через плечо и, пересекая двор, двинулся в сторону ведущей на галерею лестницы — светлое покрывало куфии на голове, легкая одежда, перетянутая в талии широким кушаком, за которым торчит свернутый темный кнут, с которым Мартин никогда не расставался. Он осторожно обходил как спящих, так и тех людей, которые уже пробудились, услышав крики муэдзина, и теперь раскатывали молитвенные коврики, начинали молиться. У ведущей наверх лестницы он на миг задержался, поправляя перекинутую через плечо веревку, на которой висели наполненные водой мехи. Именно в этот момент Джоанна заметила какое-то движение в стороне.
Сначала она просто увидела под деревянными подпорами расположенной по периметру двора галереи человека, который пробирался в тени, легко и неслышно, будто крался. Что-то привлекло к нему внимание Джоанны, она всмотрелась… и слабо ахнула. Человек в лохматом колпаке и овчинных шкурах… Это же дервиш Мамед-Заки, который ехал с ними в караване до Хеврона! Как он тут оказался?
Тревога возникла внезапно, еще не осознанная, скорее похожая на удивление. Но затем, когда Джоанна увидела, как дервиш, выглянув из-за деревянного столба подпоры, смотрит туда, куда движется Мартин, волнение стало нарастать. А потом вдруг дервиш закинул веревку на перила верхней галереи и с удивительным проворством, словно какое-то огромное насекомое, взобрался наверх и стал, крадучись, идти по галерее вдоль построек караван-сарая.
Джоанна стояла как раз напротив, она видела его через двор, но этот Мамед-Заки двигался столь неслышно, что в утреннем сумраке больше не привлекал ничьего внимания. И Джоанна вдруг поняла — дервиш пытается настигнуть Мартина! А тот как раз неспешно поднимался по лестнице. Сейчас он выйдет на галерею, к которой, опоясывая двор, под углом примыкает та, по которой пробирается дервиш.
Почти не задумываясь, Джоанна стремительно кинулась по своей галерее, не сводя взора с мелькавшего за арками напротив Мамеда-Заки. Она оказалась у поворота галереи одновременно с ним. Мартин как раз взошел по лестнице, повернулся к Джоанне, а дервиш возник из-за угла сразу за ним. Мартин оказался между ними двумя, его силуэт заслонил собой дервиша, но еще до этого Джоанна увидела, как тот быстро делает замах… Она громко закричала:
— За спиной, Мартин! Сзади!..
То ли интонации в ее голосе, то ли сработала привычка уклоняться при малейшем намеке на опасность, но Мартин быстро отпрыгнул в сторону, упал, перекатился через голову и, уже поднимаясь, рывком выхватил из-за пояса кнут и сделал им выпад в сторону, откуда, как он понял, исходила опасность.
Ударом кнута, сделанного из крепкой многослойной скрученной кожи, можно было шкуру с быка спустить, но сейчас посланный полукругом кнут отбил лишь что-то легкое, отлетевшее в сторону с металлическим звуком. «Кинжал!» — догадался Мартин, чувствуя, как похолодело в животе. Но было не до размышлений, и он вновь направил удар кнута туда, где заметил пятившуюся в конце перехода галереи тень. И кнут обвил того, кто метал кинжал. Или кинжалы? Ибо Мартин понял, что его настиг ассасин, а они редко ограничиваются одним ударом.
Резким рывком на себя Мартин вынудил нападавшего упасть на колени. Тот еще сопротивлялся, боролся, хрипел и судорожно дышал, стараясь сорвать кожаную удавку, обвившую горло. Мартин сильнее дернул кнут, рванув дервиша, как марионетку на ниточке. Тот упал, перевернулся, а Мартин уже был рядом, с силой наступил ему ногой на лицо, а другой прыгнул на живот, выбивая дыхание.
Казалось, он производил все это беззвучно, но в караван-сарае было немало людей, они услышали крик Джоанны, увидели происходящее наверху, и стражники поспешили на шум борьбы. Мартин почти оплел дервиша кнутом, рывком приподнял, посмотрел в темное от татуировок лицо и увидел расширенные, полные ненависти глаза. Он узнал этого человека.
— Далиль? Рафик Далиль?
Его наставник в замке Масиаф, когда он еще был учеником ассасинов.
Далиль не успел ничего ответить, их окружили подоспевшие стражники. Один из них увидел лежавший у стены кинжал с узким лезвием и позолоченной рукоятью.
— Ассасин! — закричал стражник. — Скорее! Все сюда! Мы поймали проклятого ассасина!
Убийц Старца Горы, шиитов по вероисповеданию, мусульмане-суниты ненавидели и старались обезвредить. Поэтому не успел Мартин опомниться, как его бывшего учителя уже схватило множество рук; его дергали, били, трепали. Стражи заломили ему руки и потащили куда-то, проталкиваясь сквозь разъяренно шумевшую толпу.
Мартин перевел дух и оглянулся. И тут улыбка облегчения окаменела на его лице, глаза наполнились ужасом.
В два прыжка он достиг поворота арочной галереи и оказался подле Иосифа, поддерживающего за плечи осевшую на пол Джоанну. С левой стороны, между ее ключицей и плечом, торчала позолоченная рукоять кинжала. Второй кинжал… Ассасины всегда совершают два броска.