Лузиньян долго смотрел, потом его красивое лицо исказилось, он открывал и закрывал рот, будто хотел вздохнуть и у него не получалось. Но грозный окрик короля заставил его совладать с собой.
— Да! Клянусь святыми апостолами, я узнаю этот крестик! Некогда мне подарила его моя супруга Сибилла Иерусалимская! И, уезжая на Кипр, оставляя Амори в краю, где идет война, я передал ему крестик как самое дорогое, что у меня было. О, государь! Я опасаюсь, что мой брат мертв! Ибо он ни за что не расстался бы с этим подарком! Этот мерзавец снял его с мертвого Амори, не иначе!
Гвидо повернулся к Мартину, рука его легла на рукоять кинжала, глаза вспыхнули. Казалось, еще миг — и он собственноручно начнет его резать.
И тут Мартин произнес:
— Амори де Лузиньян велел еще кое-что передать на словах, мессир Гвидо. Он сказал, что, когда Изабелла впервые увидела вас, на ней был этот крестик. И она была одета в серебристую парчу и зеленые вуали. Вы нередко напоминали об этом брату. А еще он сказал, что вы любили молиться, повесив подарок покойной супруги на светильник в виде дракона.
Вокруг стоял гул, не все расслышали, что пленник негромко сказал бывшему королю Иерусалима, но его слов оказалось достаточно, чтобы Гвидо отступил. Он несколько раз глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. То, что сообщил Мартин, можно было узнать только от самого Амори. Это были интимные разговоры братьев де Лузиньянов, о них не упоминают даже под пытками, но могут рассказать доверенному человеку. Мог ли коннетабль настолько открыться перед этим плутом? Мог, если у него на то были причины.
Гвидо медленно произнес:
— Если Амори признал вас, Мартин, я не буду препятствовать его решению.
Ричард стоял рядом и все слышал. Он еще ничего для себя не решил, но как раз в этот момент к толпе собравшихся вокруг гонца из Яффы подошли Лестер и приведенный им магистр ордена Храма Робэр де Сабле. Мартин видел, как Ричард негромко говорил с тамплиером, как тот что-то отвечал, не сводя с пленника взгляда.
У Мартина вдруг похолодело в груди: он вспомнил, что де Сабле никогда его не видел, хотя наверняка был наслышан о новом лазутчике ордена со слов других. Поверит ли теперь этот важный длиннобородый тамплиер его словам?
Де Сабле приблизился к нему и задал несколько быстрых кратких вопросов, очень точных и существенных. Мартин был поражен, как магистр умудряется выбрать из массы всего только самое главное, дабы не ошибиться и составить о подозрительном посланце точное мнение. И этого краткого диалога между ними хватило, чтобы де Сабле уверенно произнес:
— Развяжите этого человека и позаботьтесь о нем. Он из нашего ордена.
Магистр хотел отойти, но Мартин все же осмелился задержать его:
— Ваша светлость, умоляю, пошлите в Хайфу за рыцарем Ласло. Он очень плох, ему нужны хорошие лекари и помощь. И он может подтвердить каждое из моих слов.
— О нем позаботятся, — ответил де Сабле. И обратился к Ричарду: — Этот человек не лжет. Яффа действительно окружена, и нам следует решать, как поступить.
Приказы Ричарда были точными и краткими. Он знал, сколько у него людей в Акре, поэтому тут же повелел трубить сбор и быть готовыми выступить. Одновременно он приказал командующему флотом крестоносцев де Сабле подготовить к выходу корабли.
— Я понимаю, старина, что море разволновалось, — сказал он, положив руку на плечо магистра, как в старые времена, когда тот еще не надел белый плащ с крестом, а служил Плантагенетам. — Но по суше, да еще в такую жару, мы не сможем отправить армию, рискуя загнать людей. Поэтому вдоль берега выступит только конница, а наши отряды пехоты и стрелков я лично буду сопровождать морем. И мы погрузим их столько, сколько будет возможно поместить на галерах. Ведь, как я понимаю, только весельные суда смогут идти против волны и ветра вдоль берегов. Итак, ты подберешь для нашего рейда несколько быстроходных галер?
Де Сабле стал что-то отвечать, но Мартин уже не слушал его. Граф Лестер перерезал связывающие его веревки и помог подняться на ноги. Мартин пошатнулся, внезапно почувствовав неимоверную усталость. Его все еще трясло от нервного напряжения, он понимал, насколько был близок к провалу, к тому, что ему не поверят. Покидая Яффу, он думал об этом с каким-то легкомыслием. Он считал, что уже отделался от своего прошлого, а потому куда больше его волновало то, как они минуют войска Саладина и как скоро доберутся до Акры. И вот он едва не погубил все только потому, что был помечен печатью предательства. А это могло стоить жизни тем, кого он оставил в Яффе, — Джоанне и их ребенку, Эйрику, Иосифу, а может, и Амори де Лузиньяну, который все же доверился ему и маршалу Югу де Мортэну, поручившему это дело.
— Идемте со мной, — говорил рядом Лестер. — Вас сейчас перевяжут и дадут подкрепиться. Странный вы парень, скажу я. Но ради самой Пречистой Девы, объясните, как вышло, что вам удалось спасти мою родственницу леди Джоанну? Мы все так беспокоились о ее судьбе!
Мартин стал что-то говорить, но был так измучен, что речь его звучала бессвязно, и в конце концов Лестер оставил его в покое. Мартин же после того, как его раны обработали и дали перекусить, заснул прямо за столом, уронив голову на руки.
Но долго отдыхать ему не довелось. Не прошло и пары часов, как его разбудили, сказав, что с ним желает разговаривать король Львиное Сердце.
Король заметил, в каком состоянии посланец, даже указал ему на табурет подле стола, на котором лежали карты, после чего спросил — сможет ли тот подробно рассказать, каким образом он сумел выбраться из осажденного города, сколько времени занял его путь из Яффы в Акру и каково сейчас положение на прибрежной дороге.