Паладин - Страница 30

— Ваш Фазиль и ранее давал мне пробовать ароматы кальяна…

— Не мой Фазиль, а твой, Джоанна. Ибо и этот евнух, и все, что находится в этом замке, однажды может стать твоим. Ты ведь хочешь стать госпожой Монреаля, не так ли? Госпожой замка былых правителей Иерусалимского королевства.

Джоанна, слегка улыбнувшись, вновь затянулась из кальяна. Ее грудь поднялась, она сделала глубокий вздох. Жидкость в стеклянном сосуде забурлила, будто кипящая вода. Голова слегка закружилась, а тело стало казаться легким, как перо птицы. Джоанна почти с удовольствием ощущала, как ее охватывает приятное тепло.

— Что это? — спросила она, указывая на тлеющий в чашечке кальяна уголек.

— Ветер забвения, — негромко ответил аль-Адиль. — Но тебе нечего опасаться, услада моего сердца. Едкий дым проходит через воду и очищается. Будут только ароматы и грезы. Я специально привез тебе это средство из Багдада.

«Он хочет одурманить меня», — подумала Джоанна. Она знала о восточных снадобьях, воспламеняющих чувственные желания. Ну и пусть. Разве она уже не смирилась? Другое дело, что она еще не выполнила того, ради чего приняла условия эмира, — не спросила о своей дочери.

Полуприкрыв веки, сквозь бахрому длинных ресниц Джоанна наблюдала, как напряженно смотрит на нее аль-Адиль, слышала его учащенное дыхание. Он был так близко, что ей захотелось его коснуться, погладить по смуглой щеке, притронуться к сильной выпуклой груди, видимой в вырезе распахнутого халата. Но она сдержалась.

— Вы были в Багдаде, Малик?

— Ты так решила, потому что я сказал, что зелье из Багдада?

— Нет, я видела, с какой стороны вы приехали в Монреаль. Это отнюдь не та дорога, какая ведет от Иерусалима.

Аль-Адиль удивился: она не просто тосковала и вынашивала дитя в Монреале, она присматривалась, даже определяла направление. Кто знает, что таится в красивой головке этой выглядевшей такой покладистой пленницы. О, она способна на изощренное коварство! Ему всегда надо помнить об этом.

Эмир откинулся на софу, заложив руки за голову, и стал рассказывать о сказочном Багдаде, в котором и впрямь побывал. Этот город стоит того, чтобы на него посмотреть. Белые дворцы и пышные кроны пальм, изгиб реки Тигр, ароматы роз и специй…

— Когда-нибудь я отвезу туда тебя, моя дивная пери, — говорил он, прикрыв глаза. — Ты увидишь дворец халифа, стены которого украшены серебряной и золотой плиткой. Среди розовых колонн внутреннего двора есть изысканная мраморная чаша, наполненная ртутью, и отражающийся в ней солнечный свет просто ослепляет, разбрасывая вокруг яркое сияние. Во дворце слышится шум фонтанов и искусственных ручьев, текущих из зала в зал. Именно там, среди роскоши и блеска, восседает на троне великий повелитель мусульманского мира — халиф Ахмад ан-Насир Лидиниллах, к которому я ездил за благословением.

— Разве вам, брату великого султана Салах ад-Дина, так необходимо благоволение багдадского халифа? — спросила Джоанна. — Хотя, припоминаю, он не всегда поддерживал его. Но так ли это важно для султана?

Аль-Адиль медленно повернулся на бок, подпер голову рукой. Ох уж эта англичанка! Ее не прельстишь описанием дивных красот, она хочет понимать. Но почему бы ему и не объяснить ей? Эмиру всегда нравились неглупые женщины, а эта, бесспорно, разумна и любознательна. Ему доставляло удовольствие беседовать с ней.

— Халифы Багдада происходят из древней династии Аббасидов, и они являются потомками пророка Мухаммада. Поэтому все правоверные сунниты почитают багдадского калифа своим духовным главой.

Джоанна только слегка кивнула. У нее кружилась голова, и ей очень хотелось прилечь подле эмира. Она уже не ощущала смятения, она была покорна и жаждала его прикосновений.

Эмир наблюдал, как она поправила одну из завитых и напомаженных прядей у виска. Ее ногти были выкрашены в цвет лосося, ажурные подвески на браслетах издавали мелодичный звон. Она опять взяла кусочек арбуза и, откусив белыми зубами немного розовой мякоти, облизала пальцы, коснувшись ими губ. Аль-Адиль возбужденно следил за движениями кончика ее языка. У него появилось ощущение, что она специально дразнит его.

— Иди ко мне, — глухо произнес Малик, протянув руку.

Она игриво отклонилась и поглядела на него почти с вызовом.

— Я обязана повиноваться? Я ваша рабыня?

— Ты моя мечта, — шепнул он и поцеловал ее руку у сгиба локтя.

Джоанна почувствовала, как по коже пошли мурашки.

Аль-Адиль стал покрывать ее руку поцелуями, медленно поднимаясь к обнаженному плечу.

— Я мечтал о тебе, я готов целовать следы твоих ног, благоухающих, словно розы. Разве можно остаться равнодушным, узрев твою красоту? Черны как ночь твои волосы, и втянут живот, и бедра — холмы песка, и стан, точно ветвь ивы…

Он уже целовал ее шею, ласково, медленно, жадно. Голова Джоанны непроизвольно откинулась назад, будто увлекаемая потоком тяжелых волос. Малик едва касался ее, но Джоанна слышала его бурное дыхание и сама дышала так же тяжело.

Постепенно тело англичанки расслабилось, она чувствовала нежные касания горячего языка Малика и, довольная, даже застонала, когда его губы прильнули к ее груди. Ах, как же хочется полностью довериться, просто отдаться ему и ни о чем не думать! Но ей надо было… Мысли разлетались. И когда губы эмира сомкнулись вокруг его соска и принялись нежно сосать, тело Джоанны выгнулось в его руках, она поддалась, и он уложил ее на пятнистый мех барса.

Какой-то звук заставил аль-Адиля отвлечься — звук рога снаружи, гортанные выкрики, приказывающие отворить ворота, топот бегущих ног. Кто бы ни прибыл в крепость, его не посмеют побеспокоить в этот миг… такой миг!