Паладин - Страница 66

— Пришлось уговорить Баруха везти теперь товары ко мне в Антиохию, — вздохнул Иосиф. — Я пообещал купить у него все по назначенной шейхом цене.

— Сколько напастей у тебя из-за меня, Иосиф, — сказал Мартин, положив ему руку на плечо.

— Значит, так было угодно Всевышнему, — ответил еврей. И неожиданно улыбнулся. — Зато с тобой я живу яркой, интересной жизнью! Раньше я шагу из дома не смел ступить без дозволения и считал, что все так живут. А теперь где только мне не довелось побывать! Даже в затерянном в пустыне Синае, где я смог-таки отыскать гробницу первосвященника Аарона! — добавил он с гордостью.

Бедуины эль-тееха, заручившись словом Иосифа, явно не спешили в ближайшие дни покидать Петру. Они расставили среди скал свои черные палатки, их мужчины ушли охотиться в горы, а мальчишки погнали коз щипать чахлую траву между камней. Женщины эль-тееха бродили по склонам, собирая сухой бурьян, а потом несли вязанки сушняка на головах, распевая песни. Они были в темно-красных или черных одеяниях, сплошь увешанных блестящими бляхами, но все же самой нарядной и богато украшенной была дочь шейха Баруха. Она считалась редкой красавицей, мужчины восхваляли ее красоту, но больше всех в этом отличался громогласный Эйрик. Эсфирь была в восторге от такого поклонника и то и дело стреляла глазками в сторону запыленного и заросшего рыжей щетиной великана. И хотя Эйрик был значительно старше ее, стать и высокий рост явно выделяли его среди смуглых низкорослых эль-тееха, а тяжести он переносил так легко, что его сила казалась просто геркулесовой.

Эль-тееха считали себя иудеями, но часть их уже прониклась учением пророка Мухаммада, и по вечерам эта группа племени отсаживалась в сторону, повернувшись лицом к Мекке. Однако все остальные садились в положенные часы кругом, накидывали на голову покрывала и, обмотав руки кожаными ремешками, начинали раскачиваться из стороны в сторону, что-то напевая. И, к удивлению Джоанны, к ним присоединился и Эйрик.

— Мартин, неужели твой оруженосец принял иудаизм? — поразилась она. — Но как ты, христианский рыцарь, позволил своему человеку сойтись с христопродавцами? Немедленно отзови его!

— Это его личное дело, — ответил Мартин. — Каков бы ни был Эйрик, не забывай, что вместе со мной он отправился вызволять тебя из Монреаля.

Джоанна уловила в голосе любимого легкое раздражение. Она ушла в сторону и, уединившись в одной из пустующих ниш в скалах, стала жарко молиться. Англичанка ждала, что и Мартин присоединится к ней, но он не пришел, и молодая женщина совсем приуныла. Она уже поняла, что ее любимый достаточно сдержан в своей вере, но объясняла это тем, что они оказались в необычной обстановке, поэтому даже в полуразрушенной часовне среди руин на горе аль-Хабис он редко молился вместе с ней.

Джоанна вернулась к кострам, когда уже стало смеркаться. По вечерам там всегда царило шумное веселье, эль-тееха пели, кричали и скакали в буйном танце, ударяя в бубны и дуя в рога. Джоанна даже стала волноваться, что этот шум могут услышать разыскивающие ее люди Абу Хасана.

Ее успокоил Иосиф: эль-тееха сами не заинтересованы, чтобы стражи из Монреаля узнали, где они укрылись, а шумят они, чтобы прогнать не только тени заброшенного города, но и свой страх. Кочевники необыкновенно суеверны, они могут почитать Всевышнего отца, но верят и в любых духов и джиннов этих мест. У них считается дурной приметой бросать наземь финиковые косточки, будить уснувшего пса, выливать помои на пепел костра — так можно побеспокоить джинна, укрывшегося в пепле или обернувшегося собакой, а еще они считают, что не стоит всматриваться в пылевой смерч, ибо оттуда может выглянуть дэв, а его взгляд вполне способен увлечь за собой, помутить разум.

Джоанна в какой-то момент перестала слушать Иосифа, ибо при свете костра увидела, как на нее внимательно смотрит Мартин. Он показался ей таким красивым! Бронзовое от загара лицо с чеканными чертами, светлые глаза под упавшими на брови растрепанными прядями выгоревших волос, крепкая шея и широкие плечи, в вороте распахнутого халата видна сильная мускулистая грудь. Он улыбнулся ей своей чуть кривоватой улыбкой, и Джоанна ощутила, как по спине пробежали мурашки. Мартин смотрел на нее неотрывно, его взгляд проникал до самого сердца Джоанны, и она тоже не могла уже отвести от него глаз, забыв недавнее маленькое недоразумение. Их влекло друг к другу настолько сильно, что оба едва сдерживались, чтобы тут же не обняться на глазах у всех. И когда Мартин, лавируя между танцующими, подошел, Джоанна поднялась ему навстречу, и они удалились в темную теплую ночь. Их не пугали ни духи, ни загадочные тени этого места. Этот заброшенный город, как и ранее, принадлежал им и их любви.

Ночная Петра погрузилась во тьму, только на фоне ночного неба выступали скалистые отроги гор. Жара спа́ла, вечерний воздух казался благословением, и весь мир был покрыт темным бархатом, усыпанным тысячами сияющих звезд. Влюбленные предавались ласкам, медленные движения губ Мартина, скользящих по телу Джоанны, усиливали ее блаженство. Только один раз она напряглась, когда откуда-то из мрака долетел грозный рык. Они слышали его и ранее, и Мартин пояснил, что этот звук издает лев, однако львы — осторожные животные, они сторонятся людей, особенно если в горах достаточно дичи.

Эйрик тоже слышал этот рык, он начал охотиться на льва и через несколько дней вернулся к стоянке бедуинов, неся на плечах огромную тушу горного хищника. Все эль-тееха сбежались поглядеть на его добычу. Роскошная бурая грива, мощные когтистые лапы, сильное мускулистое тело, покрытое светло-рыжей шерстью, — зверь был матерым, и бедуины громко восхищались им, а еще больше самим Эйриком, в котором признали непревзойденного охотника. Когда же Эйрик при всех положил свою добычу к ногам восхищенной Эсфири, все разразились громкими радостными криками, а шейх Барух крепко обнял его.